Любимые моменты из "Тошноты" Сартра
автор: Leszek Bujnowski
про доктора Парротена и его студентов
Впрочем, я знал от Уэйкфилда, что Мэтр любил, как он сам говорил с улыбкой, "принимать духовные роды". Сохраняя молодость, он окружал себя молодежью. Он часто приглашал к себе в гости юношей из хороших семей, посвятивших себя медицине. Уэйкфилд не раз у него обедал. Встав из-за стола, переходили в курительную. Патрон обращался со студентами, едва только начавшими курить, как с взрослыми мужчинами -- он угощал их сигарами. Развалившись на диване и полузакрыв глаза, он долго вещал, а толпа учеников жадно ловила каждое его слово. Доктор предавался воспоминаниям, рассказывал разные истории, извлекая из них пикантную и глубокую мораль. И если среди благовоспитанных юнцов попадался упрямец, Парротен проявлял к нему особенный интерес. Он вызывал его на разговор, внимательно слушал, подбрасывал ему мысли, темы для раздумий. И кончалось непременно тем, что в один прекрасный день молодой человек, полный благородных идей, измученный враждебностью близких, устав размышлять наедине с собой и вопреки всем, просил Патрона принять его с глазу на глаз и, запинаясь от смущения, изливал ему свои самые заветные мысли, свое негодование, свои надежды. Парротен прижимал его к сердцу. "Я понимаю вас, я понял вас с первого дня", -- говорил доктор. Они беседовали, Парротен заходил дальше, еще дальше, так далеко, что молодому человеку трудно было поспевать за ним. После нескольких бесед такого рода все замечали, что молодой бунтарь явно выздоравливает. Он начинал лучше понимать самого себя, видел, какие прочные нити связывают его с семьей, со средой, понимал, наконец, замечательную роль элиты. И в конце концов, словно каким-то чудом, заблудшая овца, следовавшая за Парротеном, возвращалась на путь истинный, осознавшая, раскаявшаяся. "Он исцелил больше душ, нежели ятел", -- заключал Уэйкфилд.
(4 часть)
Маркиз де Рольбон оправдание существования главного героя
Маркиз де Рольбон был моим союзником: он нуждался во мне, чтобы существовать, я -- в нем, чтобы не чувствовать своего существования. Мое дело было поставлять сырье, то самое сырье, которое мне надо было сбыть, с которым я не знал, что делать, а именно существование, МОЕ существование. Его дело было воплощать. Все время маяча передо мной, он завладел моей жизнью, чтобы ВОПЛОТИТЬ через меня свою. И я переставал замечать, что существую, я существовал уже не в своем обличье, а в обличье маркиза. Это ради него я ел, дышал, каждое мое движение приобретало смысл вне меня -- вон, там, прямо передо мной, в нем; я уже не видел своей руки, выводящей буквы на бумаге, не видел даже написанной мной фразы -- где-то по ту сторону бумаги, за ее пределами, я видел маркиза -- маркиз потребовал от меня этого движения, это движение продлевало, упрочивало его существование. Я был всего лишь способом вызвать его к жизни, он -- оправданием моего существования, он избавлял меня от самого себя. Что я буду делать теперь?(4 часть)
про пару влюблённых в кафе
Им хорошо, они доверчиво смотрят на эти желтые стены, на людей, им нравится мир какой он есть, именно такой, какой есть, и каждый из них пока черпает смысл своей жизни в жизни другого. Скоро у них будет одна жизнь на двоих, медленная, тепловатая жизнь, лишенная всякого смысла -- но они этого не заметят. (5 часть)
"рецепт" Тошноты)Но в самый разгар экстаза возникло нечто новое: я понял Тошноту, овладел ею. По правде сказать, я не пытался сформулировать свое открытие. Но думаю, что отныне мне будет нетрудно облечь его в слова. Суть его -- случайность. Я хочу сказать, что -- по определению -- существование не является необходимостью. Существовать -- это значит БЫТЬ ЗДЕСЬ, только и всего; существования вдруг оказываются перед тобой, на них можно НАТКНУТЬСЯ,
но в них нет ЗАКОНОМЕРНОСТИ. Полагаю, некоторые люди это поняли. Но они попытались преодолеть эту случайность, изобретя существо необходимое и самодовлеющее. Но ни одно необходимое существо не может помочь объяснить существование: случайность -- это не нечто кажущееся, не видимость, которую
можно развеять; это нечто абсолютное, а стало быть, некая совершенная беспричинность. Беспричинно все -- этот парк, этот город и я сам. Когда это до тебя доходит, тебя начинает мутить и все плывет, как было в тот вечер в "Приюте путейцев", -- вот что такое Тошнота, вот что Подонки с Зеленого Холма и им подобные пытаются скрыть с помощью своей идеи права. Жалкая ложь -- ни у кого никакого права нет; существование этих людей так же беспричинно, как и существование всех остальных, им не удается перестать чувствовать себя лишними. В глубине души, втайне, они ЛИШНИЕ, то есть бесформенные, расплывчатые, унылые. 6 часть
я свободенЗначит, это и есть свобода? У моих ног понуро спускаются к городу сады,
и в каждом саду -- дом. Я вижу море, тяжелое, неподвижное, я вижу Бувиль.
Погода стоит прекрасная.
Я свободен: в моей жизни нет больше никакого смысла -- все то, ради
чего я пробовал жить, рухнуло, а ничего другого я придумать не могу. Я еще
молод, у меня достаточно сил, чтобы начать сначала. Но что начать? Только
теперь я понял, как надеялся в разгар моих страхов, приступов тошноты, что
меня спасет Анни. Мое прошлое умерло, маркиз де Рольбон умер, Анни вернулась
только для того, чтобы отнять у меня всякую надежду. Я один на этой белой,
окаймленной садами улице. Один -- и свободен. Но эта свобода слегка
напоминает смерть.
7 часть
читаю на этом сайте www.world-art.ru/lyric/lyric.php?id=6323&page
автор: Leszek Bujnowski
про доктора Парротена и его студентов
Впрочем, я знал от Уэйкфилда, что Мэтр любил, как он сам говорил с улыбкой, "принимать духовные роды". Сохраняя молодость, он окружал себя молодежью. Он часто приглашал к себе в гости юношей из хороших семей, посвятивших себя медицине. Уэйкфилд не раз у него обедал. Встав из-за стола, переходили в курительную. Патрон обращался со студентами, едва только начавшими курить, как с взрослыми мужчинами -- он угощал их сигарами. Развалившись на диване и полузакрыв глаза, он долго вещал, а толпа учеников жадно ловила каждое его слово. Доктор предавался воспоминаниям, рассказывал разные истории, извлекая из них пикантную и глубокую мораль. И если среди благовоспитанных юнцов попадался упрямец, Парротен проявлял к нему особенный интерес. Он вызывал его на разговор, внимательно слушал, подбрасывал ему мысли, темы для раздумий. И кончалось непременно тем, что в один прекрасный день молодой человек, полный благородных идей, измученный враждебностью близких, устав размышлять наедине с собой и вопреки всем, просил Патрона принять его с глазу на глаз и, запинаясь от смущения, изливал ему свои самые заветные мысли, свое негодование, свои надежды. Парротен прижимал его к сердцу. "Я понимаю вас, я понял вас с первого дня", -- говорил доктор. Они беседовали, Парротен заходил дальше, еще дальше, так далеко, что молодому человеку трудно было поспевать за ним. После нескольких бесед такого рода все замечали, что молодой бунтарь явно выздоравливает. Он начинал лучше понимать самого себя, видел, какие прочные нити связывают его с семьей, со средой, понимал, наконец, замечательную роль элиты. И в конце концов, словно каким-то чудом, заблудшая овца, следовавшая за Парротеном, возвращалась на путь истинный, осознавшая, раскаявшаяся. "Он исцелил больше душ, нежели ятел", -- заключал Уэйкфилд.
(4 часть)
Маркиз де Рольбон оправдание существования главного героя
Маркиз де Рольбон был моим союзником: он нуждался во мне, чтобы существовать, я -- в нем, чтобы не чувствовать своего существования. Мое дело было поставлять сырье, то самое сырье, которое мне надо было сбыть, с которым я не знал, что делать, а именно существование, МОЕ существование. Его дело было воплощать. Все время маяча передо мной, он завладел моей жизнью, чтобы ВОПЛОТИТЬ через меня свою. И я переставал замечать, что существую, я существовал уже не в своем обличье, а в обличье маркиза. Это ради него я ел, дышал, каждое мое движение приобретало смысл вне меня -- вон, там, прямо передо мной, в нем; я уже не видел своей руки, выводящей буквы на бумаге, не видел даже написанной мной фразы -- где-то по ту сторону бумаги, за ее пределами, я видел маркиза -- маркиз потребовал от меня этого движения, это движение продлевало, упрочивало его существование. Я был всего лишь способом вызвать его к жизни, он -- оправданием моего существования, он избавлял меня от самого себя. Что я буду делать теперь?(4 часть)
про пару влюблённых в кафе
Им хорошо, они доверчиво смотрят на эти желтые стены, на людей, им нравится мир какой он есть, именно такой, какой есть, и каждый из них пока черпает смысл своей жизни в жизни другого. Скоро у них будет одна жизнь на двоих, медленная, тепловатая жизнь, лишенная всякого смысла -- но они этого не заметят. (5 часть)
"рецепт" Тошноты)Но в самый разгар экстаза возникло нечто новое: я понял Тошноту, овладел ею. По правде сказать, я не пытался сформулировать свое открытие. Но думаю, что отныне мне будет нетрудно облечь его в слова. Суть его -- случайность. Я хочу сказать, что -- по определению -- существование не является необходимостью. Существовать -- это значит БЫТЬ ЗДЕСЬ, только и всего; существования вдруг оказываются перед тобой, на них можно НАТКНУТЬСЯ,
но в них нет ЗАКОНОМЕРНОСТИ. Полагаю, некоторые люди это поняли. Но они попытались преодолеть эту случайность, изобретя существо необходимое и самодовлеющее. Но ни одно необходимое существо не может помочь объяснить существование: случайность -- это не нечто кажущееся, не видимость, которую
можно развеять; это нечто абсолютное, а стало быть, некая совершенная беспричинность. Беспричинно все -- этот парк, этот город и я сам. Когда это до тебя доходит, тебя начинает мутить и все плывет, как было в тот вечер в "Приюте путейцев", -- вот что такое Тошнота, вот что Подонки с Зеленого Холма и им подобные пытаются скрыть с помощью своей идеи права. Жалкая ложь -- ни у кого никакого права нет; существование этих людей так же беспричинно, как и существование всех остальных, им не удается перестать чувствовать себя лишними. В глубине души, втайне, они ЛИШНИЕ, то есть бесформенные, расплывчатые, унылые. 6 часть
я свободенЗначит, это и есть свобода? У моих ног понуро спускаются к городу сады,
и в каждом саду -- дом. Я вижу море, тяжелое, неподвижное, я вижу Бувиль.
Погода стоит прекрасная.
Я свободен: в моей жизни нет больше никакого смысла -- все то, ради
чего я пробовал жить, рухнуло, а ничего другого я придумать не могу. Я еще
молод, у меня достаточно сил, чтобы начать сначала. Но что начать? Только
теперь я понял, как надеялся в разгар моих страхов, приступов тошноты, что
меня спасет Анни. Мое прошлое умерло, маркиз де Рольбон умер, Анни вернулась
только для того, чтобы отнять у меня всякую надежду. Я один на этой белой,
окаймленной садами улице. Один -- и свободен. Но эта свобода слегка
напоминает смерть.
7 часть
читаю на этом сайте www.world-art.ru/lyric/lyric.php?id=6323&page
@музыка: Gotye - Somebody That I Used To Know
@темы: Философия